Неточные совпадения
— Это, очевидно, местный покровитель искусств и наук. Там какой-то рыжий человек читал нечто вроде
лекции «Об инстинктах познания», кажется? Нет, «О третьем инстинкте», но это именно инстинкт познания. Я — невежда
в философии, но — мне понравилось: он доказывал, что познание такая же сила, как любовь и голод. Я никогда не слышала этого…
в такой
форме.
— Это у них каждую субботу. Ты обрати внимание на Кутузова, — замечательно умный человек! Туробоев тоже оригинал, но
в другом роде. Из училища правоведения ушел
в университет, а
лекций не слушает,
форму не носит.
Настоящий Гегель был тот скромный профессор
в Иене, друг Гельдерлина, который спас под полой свою «Феноменологию», когда Наполеон входил
в город; тогда его философия не вела ни к индийскому квиетизму, ни к оправданию существующих гражданских
форм, ни к прусскому христианству; тогда он не читал своих
лекций о философии религии, а писал гениальные вещи, вроде статьи «О палаче и о смертной казни», напечатанной
в Розенкранцевой биографии.
Целую
лекцию сквернословил он перед нами, как скорбела высшая идея правды и справедливости, когда она осуществлялась
в форме кнута, и как ликует она теперь, когда, с соизволения вышнего начальства, ей предоставлено осуществляться
в форме треххвостной плети, с соответствующим угобжением.
Первые беспорядки, прогремевшие
в Москве, были вызваны новым уставом, уничтожившим профессорскую автономию и удвоившим плату за слушание
лекций, что оттесняло бедноту от слушания
лекций, а тут, вслед за уставом, грянул циркуляр о введении обязательной для каждого студента новой
формы: мундиры со шпагой, сюртуки, тужурки и пальто со светлыми гербовыми пуговицами и синими выпушками — бедноте не по карману!
Лекции шли правильно. Знакомство с новыми профессорами, новыми предметами, вообще начало курса имело для меня еще почти школьническую прелесть. Кроме того,
в студенчестве начиналось новое движение, и мне казалось, что неопределенные надежды принимали осязательные
формы. Несколько арестов
в студенческой среде занимали всех и вызывали волнение.
Доктор по этому случаю прочел маленькую
лекцию о свечении моря, благодаря присутствию
в нем мириад живых организмов — разнообразных инфузорий, монад, дрожалок различных
форм и величин, которые отделяют светящуюся жидкость вследствие разряжения электричества [Свечение характерно только для морских организмов.
В связи со всем этим во мне шла и внутренняя работа, та борьба,
в которой писательство окончательно победило, под прямым влиянием обновления нашей литературы, журналов, театра, прессы. Жизнь все сильнее тянула к работе бытописателя. Опыты были проделаны
в Дерпте
в те последние два года, когда я еще продолжал слушать
лекции по медицинскому факультету. Найдена была и та
форма,
в какой сложилось первое произведение, с которым я дерзнул выступить уже как настоящий драматург, еще нося голубой воротник.
То, над чем я за границей работал столько лет, принимало
форму целой книги. Только отчасти она состояла уже из напечатанных этюдов, но две трети ее я написал — больше продиктовал — заново. Те
лекции по мимике, которые я читал
в Клубе художников, появились
в каком-то журнальце, где печатание их не было доведено до конца, за прекращением его.
И теперь он говорил очень умно и хорошо о том, что культура улучшает частичные
формы жизни, но
в целом оставляет какой-то диссонанс, какое-то пустое и темное место, которое все чувствуют, но не умеют назвать, — но была
в его речи неуверенность и неровность, как у профессора, который не уверен во внимании своей аудитории и чувствует ее тревожное и далекое от
лекции настроение. И нечто другое было
в его речи: что-то подкрадывающееся, скользящее и беспокойно пытающее. Он чаще обыкновенного обращался к Павлу...